Нечисти - О`Санчес

Леха, гордый сознанием, что он не сплоховал и перед самой смертью, постарался ухмыльнуться понаглее и уперся в нее взглядом.

– Да ты повыше глазки подыми, к моим… Ну же…

«Не стану я туда глядеть», – подумал оробевший Леха и посмотрел.

Мурман тосковал на ходу, – он торопился. Первые часы после битвы смутно осели в памяти, потому что все его истерзанное тело выло и требовало покоя и забвения, а душа выла и не хотела верить, что нет больше на свете вожака-хозяина и маленькой хозяйки; он подходил к горящим останкам, он нюхал, а он-то знает, как пахнет падаль.

Еда. Надо есть, надо все время много есть, так чтобы брюхо уже не хотело и не вмещало бы в себя мясо, – тогда силы вернутся к нему, а раны заживут, а сейчас даже лизать их некогда, потому что надо искать Леху, самого любимого и теперь уже единственного хозяина, отныне – вожака-хозяина.

Сверхзвериным чутьем своим он сначала правильно поймал направление и, пробежав через город, помчался на юг, буквально на секунды останавливаясь возле столбов, чтобы схрямкать зазевавшегося голубя или кошака… Но дунул ветер, не простой, а тот, что несет по пространству мысли и заклинания, и Мурман уловил вражеский «запах» – главного врага, страшной птицы и третьего, не совсем непонятного… Это было мимолетное отвлечение, но его хватило, чтобы израненный и несчастный пес потерял голову от нового приступа ярости, сбился с курса и повернул на запад, вместо того чтобы бежать на восток, к деревне Черной.

Одно дело знать, что ты смертен, другое – постичь это.

На то она и неизбежность, что все пути ведут к ней.

Или сумасшедший уже зарядил охотничье ружье, чтобы подойти к остановке (на которую ты выйдешь из автобуса по досадной ошибке), с целью убивать всех подряд, или раковая клетка в твоем горле устала от тихого камерного безделья и решила развернуться на просторе – мир посмотреть и себя показать… Или тромб вот-вот аккуратно закупорит один из кровепроводов твоего тела, или ты расхнычешься от несправедливого жития и самостоятельно распорядишься остатками будущего… Неминуемость, неизбежность… А вот взять и пойти посмотреть, не торопясь, от финальной точки – вспять, к той причине, а вернее сказать – к поводу, который заставил жизнь споткнуться и закувыркаться именно по данной траектории… «Ах, если бы тогда не застудил горло дурацкой шипучкой…» – «И что меня понесло именно на эту сторону улицы?..» – «Не надо было сковыривать родинку…» И принять меры.

Дружок… Не вздыхай, не переживай и не пытайся. Ничто и никто на свете не убережет тебя: однажды ты споткнешься или поскользнешься фатально, за секунду или за пятилетку до финала. Интересно, хотел бы ты заранее увидеть этот камушек-причинку? Или побоялся бы, предпочтя неизвестность? Или все же соблазнился бы любопытством своим? Или наивно заткнул бы глаза и уши, чтобы обывать до самого конца в слепой и глухой надежде?.. Или, словно головой в прорубь, решился бы?.. Впрочем, если повезет, ты будешь жить так долго и счастливо, что добрый дедушка маразм избавит тебя от предчувствия неизбежного, оставив способность тихо улыбаться солнышку и каше, и твой бедный глупый организм даже не заметит, что остался один на один с Нею. Никто не собирается тебя пугать или обманывать или «кодировать-зомбировать», тебе говорят правду. Правду. Правду. ПРАВДУ, Леша.

Не то чтобы Леха никогда не думал о смерти, – нет, думал и терял сон от страха. Это когда даже маму звать бесполезно: гладит она тебя по голове, шепчет что-то хорошее… но и она умрет. Умерла уже. Эх, если бы тогда… Ага, вот-вот: «Эх, если бы…»

Думал Леха о смерти. А тут она сама показала ему себя, без вуалей, при свете и по-честному, и он постиг ее. Не убежать.

Но еще не умер и даже не обделался. А мог, если бы только это помогло.

– Ты за мной пришла или ко мне?

– Есть разница?

– Да. Но ты уже ответила. Хотела бы под венец меня вести – не показывала бы пещеру ужасов. Что надо?

– Для мачо у тебя голосок слишком дрожащий; впрочем, мне почти не попадались мачо.

– Что за мачо такое?

– Неважно, мальчик Леша. Но это был не ты.

– Так что тебе от меня надо?

– Предварительное знакомство. Люди называют это интересом. Или обычаем. Чем-то это сродни клеймению скота: определенный сорт живущих я помечаю предварительным знакомством. Ну говори.

– Тебе скучно жи… бывает?

– Избавь меня от пошлых и глупых вопросов. У нас есть еще немного этих… общих минут, воспользуйся ими, если хочешь.

Леха поразмыслил. Только разговоры и возможны, в смысле расспросы с его стороны… А что еще – не в чехарду же прыгать?

– Я смертен?

– Да.

– Это неизбежно?

– Ты повторяешься.

– Ну а если я буду жить очень долго… Неопределенно долго?

– Мне все равно. Живи, я подожду. Это для тебя неопределенно.

– А потом будет… то же самое, что я увидел? В смысле, понял? Или возможно, что будет нечто другое?

– Будет?.. Я – буду, ты – нет.

– Тебя можно уговорить? На предмет непосещения?

– Нет.

– Подкупить, обмануть, запугать? Договориться как-то, а? Улестить?

– Нет.

– Никак и ничем?

– Ты повторяешься.

– А если кто за меня попросит?

– Мне без разницы.

– А как же загробная жизнь и бессмертная душа?

– Можешь верить сколько хочешь и во что хочешь.

Леха беспомощно огляделся. Вон – птица перепорхнула с березы на сосну. Ветерок по верхам кувыркается. Запах леса и поляны – не густой, но такой… обильный: сладким зеленым листочком пахнет, тинкой болотной, ягодами… И всего этого не будет. А народятся новые звери, флора и запахи… И его среди них не окажется… Такая банальная истина… листочки-фигочки, комарики-фигарики… Миллиарды раз испытанная до меня и… после. И это обязательно произойдет, как веревочка ни вейся.

– Ну, старая… Если тебя не подкупить и не запугать… Правильно я тебя понял?

– Договаривай.

– То проваливай к… любеням! Надоела.

– Как скажешь, мальчик Леша.

– Проваливай, проваливай, а то пинком оглажу…

– Проваливаю. Ты очень хотел выглядеть – в наших с тобою глазах – сильным и несгибаемым смельчаком. Крутым. И забыл, когда была такая возможность, спросить о своих родных. До встречи.

Ужас растаял, холод от него остался.

«Все правильно, забыл». Лехины ноги подломились, и он рухнул на упругую лесную землю, рядом с лисичкиным тельцем, заскулил без слез, раз-другой ударил кулаком вниз… Вместо сыроватого перегноя кулак наскочил на твердый корень… Больно… Леха прижал к животу обе руки, скрючился и завыл сквозь стиснутые зубы, но не от боли. И страх, и стыд, и раскаяние и… и то неизбывное знание, которым заклеймила его Смерть… Как это пережить и вообще – зачем теперь жить? Когда он главное узнал. А о маме – забыл… и об остальных… Нет, надо жить и кое с кем расплатиться. Спокойно, ты же мужчина, поморгай и пройдет. А оно никак не проходит.